«Я немало повидал на своем веку. Страны и люди, успех и неуспех, тяжелое и сравнительно благополучное материальное положение, война, немецкая военная дисциплина... Однако я не думаю, чтобы эти внешние обстоятельства оставили глубокий след в моем творчестве. Оглядывая ныне, в сорок два года, в зените своего жизненного пути, все, что я сделал - я думаю, что всегда писал только одну книгу, книгу о человеке, поставленном между действием и бездействием, между властью и познанием. Спору нет, сравнивая свое довоенное творчество с послевоенным, я замечаю кое-какие различия. Но мне думается, что война не внесла в мое творчество нового содержания. Однако она вызвала значительные динамические перемены в моей писательской деятельности, научила меня смотреть в корень, расширила мой кругозор и отучила меня судорожно копаться в самом себе. В Германии мне жилось не так-то легко, за границей я добился литературного признания раньше, чем на родине. Трое из моих современников оказали на меня очень большое влияние, знакомство с их творчеством изменило мою работу. Генрих Манн изменил мою интонацию, Деблин - мой повествовательный, Брехт - мой драматический стиль. Если что-либо меня поражало, то это явная неодинаковость людей до войны и после нее. И явная их одинаковость. Я испугался, увидев, что многие мои современники, пройдя через войну, нисколько не изменились, а деловитость тех, кто возвысился благодаря войне, меня не раз отталкивала. Я пытался понять и тех, что ушли в свою скорлупу, и тех, что почти слепо бросались в водоворот новых событий. Преодолеть противоречие между послевоенным временем и довоенным - это, по-моему, самая трудная задача. Большую ее часть мне еще предстоит выполнить." 1927 год, Лион Фейхтвангер